Электронное нашествие

октября

К своим коллегам по Думе я намерен обратиться с таким словом:

Хочу привлечь ваше внимание к вопросу не партийно-политическому, но общенациональному, причем, чрезвычайно острому, который должен и может стать предметом совместных действий различных политических фракций.

Предсказывая российскому высшему образованию глубокие потрясения в ближайшие годы, министр Дмитрий Ливанов в качестве одного из главных факторов таких потрясений сослался на цифровую революцию и международную конкуренцию в сфере электронного обучения.

А недавно на большом совещании в Петербурге я услышал: Россия находится под угрозой очередного нашествия – на сей раз посредством информационных образовательных технологий.

Не принадлежу к сторонникам конспирологии, но в этом заявлении есть лишь небольшое преувеличение, а остальное – правда. Наряду с колоссальными возможностями интеллектуального развития, новые информационные технологии в образовании становятся вызовом национальному образовательному суверенитету многих стран, включая нашу с вами любимую Россию.

Я имею в виду развитие в странах – конкурентах России массовых открытых онлайн-курсов (сокращенно MOOCs), которое имеет стремительный, взрывной характер.

Напомню: только на сайте Coursera в конце прошлого года обучалось 3 млн человек; в июне 2013 г. – 4 млн; в сентября 2013 г. – 5 млн. Среди них в 2012 г. получили сертификаты 50 тыс. граждан России; в сентябре текущего года обучалось уже 200 тысяч. Среди всех стран мира граждане России по этому показателю занимают шестое место.

Coursera ставит задачу создать электронный университет на миллиард человек. Аналогичную задачу создания университета на миллиард слушателей поставил Google. Есть и другие, по преимуществу американские ресурсы, формирующие электронные университеты.

Почему государства всё больше поддерживают, а люди все чаще выбирают электронное обучение и массовые открытые онлайн-курсы в частности?

1. Эти курсы совершенно бесплатны до тех пор, пока речь не идет о выдаче специального сертификата.

2. Курсы читаются талантливыми профессорами, причем, как правило, в популярной форме и нередко имеют мультимедийное сопровождение.

3. В развитых странах принцип «образование – на всю жизнь» давно заменен принципом «образование – через всю жизнь». Согласно оценкам Д. Медведева, в мире ежегодно повышают квалификацию 60–70% работников. Понятно, что через обычные технологии сделать это практически невозможно. Кстати, в России ежегодно повышают квалификацию только 5–10% работников.

4. Современный человек все чаще хочет учиться по индивидуальному плану, в свободное время, не выходя из дому, совмещая образование с работой. Массовые открытые онлайн-курсы создают в этом смысле почти неограниченные возможности.

5. Курсы активно переводятся с английского на другие языки, включая русский.

6. Во всем мире цены на формальное, традиционное, так называемое человеческое образование продолжают расти. Напротив, цена за экзамен и сертификат об изучении курса в электронном виде составляет обычно 30–80 долларов, а за освоение курса с помощью преподавателя – 150–250 долларов. Это несравнимо дешевле. Причем результат такого обучения засчитывается студентам по Болонской кредитной системе.

Как видим, человечество получило новые колоссальные образовательные возможности. Но тогда почему взрывное распространение MOOCs встревожило не только развивающиеся, но и многие развитые страны?

Почему 11 государств под эгидой Европейской комиссии в альтернативу США создали собственный проект развития массовых открытых онлайн-курсов и только что подтвердили эту позицию в Брюсселе? Причем в этом проекте участвуют не только слегка фрондирующие Германия и Франция, но и Великобритания, всегда верная США.

Дело в том, что в истории человечества ни одно великое техническое достижение не имело однозначно положительного эффекта. Более того, разрыв (или, как говорят, «ножницы») между техническим и социальным прогрессом все более увеличивается.

Помните изобретателя отца Кабани из знаменитого романа братьев Стругацких «Трудно быть богом»? Сначала он изобрел колючую проволоку, чтобы защищать скот от диких зверей, но ее решили использовать для заключенных на рудниках; изобрел мясорубку для приготовления нежнейшего фарша, но она понадобилась для пыток в Веселой башне; изобрел горючую воду для разжигания костров, но ее стали подливать в пиво для спаивания и без того не слишком просвещенного народа.

Разумеется, интернет не ядерная энергетика, применение которой началось с атомной бомбы. Но и это великое изобретение человечества имеет обратную сторону, в том числе и в образовании. Неслучайно развитие массовых открытых онлайн-курсов во всем мире рассматривается как стратегия в борьбе за человеческие ресурсы или, другими словами, за человеческий капитал. Вот лишь некоторые последствия и ожидаемые результаты этой борьбы.

Первый результат – ориентация населения страны-конкурента на обучение в вузах страны, предоставляющей MOOCs бесплатно или по очень низким ценам.

Последствия:

– потеря национального образовательного рынка;

– массовый отток капитала;

– стремительное нарастание «утечки умов»;

– качественный рост интеллектуального потенциала в стране, куда перемещаются человеческие ресурсы.

Вот что говорит, например, Дмитрий Песков, директор направления «Молодые профессионалы» Агентства стратегических инициатив:

«Все они (системы массовых онлайн-курсов) основаны профессорами из Бостона, Кембриджа, Оксфорда и Кремниевой долины. Когда вы там учитесь, существует такая штука, которая называется массовый автоматический анализ патеров учащегося… Это означает, что существуют системы, подобные Google-analitik, которые полностью анализируют ваше поведение в ходе образовательного процесса. Сколько секунд вы тратите на то или иное задание? С кем и как вы общаетесь? Как вас оценивают другие? Все это анализируется в автоматическом режиме и система создает твой персональный профиль компетенций. Этот профиль компетенций является товаром на рынке. Эти MOOCs учатся его продавать ведущим компаниям. И сегодня ведущие IT-компании с огромным удовольствием закупают 14-летнего программиста заранее, то есть он еще не поступил ни в какой вуз, а они его уже выкупили. Он на них уже работает. И он непосредственно из Индии в 15 лет уезжает в Стэнфорд и работает там. Это означает, что Индия даже не успела его прокачать через свой университет, он уже туда уехал. Поэтому это одновременно величайшая возможность и величайший риск и угроза».

Россия в этом смысле мало отличается от Индии. По данным Сергея Степашина, за последние три года число молодых продвинутых людей, покинувших страну, составило 1 млн 250 тыс. человек. По данным «Левада-центра», с 2009 по 2013 г. количество граждан России, желающих ее покинуть, увеличилось с 13 до 22%. Среди студентов этот показатель достигает 45%.

Часто слышу: не надо переживать – все не уедут. И действительно, уедут не все. Но, например, в науке более половины всей научной продукции создают 10% ученых. Сходная ситуация в бизнесе и других областях деятельности. Так вот, уезжают как раз люди из этих 10%.

Второй результат – ослабление интеллектуального потенциала или торможение его развития в стране, которая теряет человеческие ресурсы.

Последствием станет разрушение или ослабление национальной системы образования – основного генератора интеллектуальных ресурсов страны.

Знаю, во властных структурах есть люди, которые надеются сэкономить на образовании за счет использования исключительно иностранных онлайн-ресурсов. Они рассуждают так: зачем тратить бюджетные деньги на собственные вузы и собственных профессоров, когда всему можно научиться в Coursera и ему подобных электронных университетах. Однако полезно вспомнить судьбу отечественной телевизионной и вообще электронной промышленности: была плохонькая, но своя, теперь нет практически никакой. Последствия потери интеллектуального потенциала окажутся намного хуже.

Третий результат – погружение студента иностранного электронного университета в культуру другой страны.

Последствием станет переориентация на ее ценности, размывание национальной идентичности, продвижение интересов страны-конкурента в ущерб национальным интересам и даже превращение части таких студентов в потенциальных агентов влияния.

В условиях нарастающей международной конкуренции за интеллект для России возможны три главных сценария.

Первый: использовать исключительно иностранные электронные образовательные ресурсы. Это путь к деградации российской образовательной системы и к стагнации интеллектуального потенциала страны. Такой путь может быть использован развивающимися государствами, но не Россией, которая претендует на статус одного из мировых лидеров.

Второй сценарий: игнорировать электронное обучение как ключевое в технологическом плане направление развития образования в мире либо не управлять процессом – куда кривая вывезет, там и окажемся.

Последствия примерно те же – утрата конкурентных преимуществ, которая сделает модернизацию страны практически невозможной.

Третий сценарий: создание отечественных открытых онлайн-ресурсов. Это единственный путь сохранить конкурентоспособность нашего образования и не потерпеть сокрушительного поражения в борьбе за человеческие ресурсы.

По уровню развития электронного обучения в настоящее время большинство российских университетов отстают от зарубежных конкурентов на 15–20 лет. Абсолютное большинство из них не участвуют в международных проектах по этому направлению. Более того, недавний мониторинг готовности к электронному обучению, который был проведен по заданию минобрнауки, показал, что федеральные университеты, на которые возлагалось столько надежд, в большинстве своем находятся в нижней половине таблицы.

Но дело не в том, что наши университеты и профессора плохие, – у них просто нет такой государственной поддержки и такого законодательства, какое имеют конкуренты.

От коллег из министерства образования и науки мы постоянно слышим: электронное обучение – дело не министерства, а университетов. При этом ссылаются на западный опыт, но забывают, что бюджет, например Гарварда, который формируется в том числе и за счет вливаний государства, сравним с бюджетом всей Российской академии наук. С другой стороны, если бы зарубежные электронные университеты работали по нашему законодательству (например, по мониторингу эффективности от них требовали бы 13 кв. метров на студента в столице), они бы немедленно закрылись. Где же найти Британскому открытому университету почти 4 млн кв. метров, а Анадолийскому университету в Турции, где мне довелось побывать, – 14,5 млн кв. метров?

В декабре комитет Государственной думы по образованию будет проводить специальный круглый стол по нормативно-правовому обеспечению электронного обучения в России. Приглашаю представителей всех фракций принять в нем участие. Предлагаю обсудить, по крайней мере, две группы мер.

Во-первых, необходимо оказать государственную поддержку университетам, которые заняли лидирующие позиции в министерском рейтинге электронного обучения. Причем независимо от того, имеют ли они формальный статус федеральных университетов или национальных исследовательских университетов. Более того, на базе лидеров необходимо создать новые национальные исследовательские университеты электронного обучения.

Во-вторых, следует как можно быстрее реализовать положения Федерального закона № 11 от 28 февраля 2012 г. и Федерального закона № 273 «Об образовании в Российской Федерации», а именно:

с одной стороны, во избежание халтуры университеты должны создать электронную информационно-образовательную среду со всеми ее составляющими;

с другой стороны, они должны быть освобождены от всех бюрократических ограничений, которые сейчас искусственно тормозят развитие электронного обучения в России и делают нас неконкурентоспособными на международной арене.

Возвращаясь к теме интеллектуального нашествия, напомню: во времена хана Батыя Киевскую Русь погубила разобщенность князей, их бездействие и надежда выжить в одиночку. Давайте не будем повторять исторических ошибок и объединим усилия для сохранения нашего образования, интеллектуального и человеческого потенциала страны.

Опубликовано: Советская Россия — 2013. — № 113 (13912). — 5 октября.